Я попытался нажать на кнопку включения, но электричества уже не было. Первый растворил свои источники питания вместе со всем Городом. Вот зачем он сжег мою улицу: он уничтожил всю оставшуюся электронику. Я присел на пол и засмеялся.
Ангел подошел ко мне, и я почесал его за ухом.
— Твой хозяин хочет, чтобы мы сами добивались всего, — продолжал я поглаживать пса. — А еще, быть может, я своими руками разбил пару десятков полностью исправных автомобилей. Но это даже к лучшему: чистый воздух и пешие походы полезнее для здоровья. Правильно?
Ангел гавкнул в знак согласия, и мы направились в храм.
Калли и Курт о чём-то оживленно спорили и уже стояли у саркофага, который находился именно в храме, недалеко от трона. Я медленно приближался к ним, когда Курт создал клинок и прошелся им по лежащему недалеко вторичному телу Изиды.
— Мы не знали, возможно ли ее разбудить, поэтому решили испробовать верный способ, — сообщил Курт, заметив меня. Тело Изиды начало исчезать в белом свечении.
— Теперь придется ждать, — расстроилась Калли.
Я подошел к трону. Зачем он здесь стоит? Вряд ли сам Первый хоть раз на нем сидел. Такой громадный трон подходит только великану из моих снов. Из наших снов. Ведь у Первого были схожие сновидения. Но как же это золотое царское кресло манит. Так и хочется усесться в него…
…Погода резко из зимы решила перепрыгнуть прямиком в лето. Снег таял на глазах, превращая всё вокруг в мокрую кашу. Солнце ослепляло своим светом, пытаясь отогнать грустные мысли из моей головы. Жаль, что яркую погоду я как раз никогда и не любил…
Мы сидели в лодке на моем излюбленном озере: я, Курт и Изида. Да, я предпочел обычную деревянную лодку с друзьями одиночеству в золотом троне. По крайней мере, пока что…
— Нет, не получается, — кинул я обратно яблоко Изиде, которая, поймав его, тут же откусила кусочек. — Не могу растворить. Тогда это получилось на автомате. Хотя мне уже начинает казаться, что Первый подыграл и сам растворил часть копья и брони.
— Он мог, — кивнула Изида, пережевывая кусок сочного зеленого яблока.
— Так о чём вы с ним говорили у Шпиля? — уточнял Курт. Его правая рука закована в гипс и подвешена к шее. Изида убедила Курта, что так будет лучше, несмотря на его долгие сопротивления.
— Первый предложил попробовать еще раз, — тихо рассказывала Изида. — Он даже обещал закончить войну, убив Пастыря, открыть свой Город для всех желающих и гарантировать безопасность.
— И почему ты отказалась? — спустя небольшую паузу, спросил Курт.
— Я не отказалась, я попросила время подумать, — закачала головой Изида.
— Это был отказ, мы все это знаем, — перебил ее Курт. — И Первый тоже всё понял.
— Отношения с ним… — подбирала правильные слова Изида. — Слишком вымотали меня. Мы не подходили друг другу.
— Идеального сходства никогда не бывает, — задумчиво слушал я их беседу, рассматривая рану на своем боку. Уж лучше смотреть на нее, чем на мой ужасный порез руки или разбитое лицо.
— Паша, Первый так и сказал, когда ему был нанесен смертельный удар? «Не ты»? — интересовалась Изида. Конечно, я максимально подробно пересказал всем, как прошел наш бессмысленный поединок, и о чем мы говорили.
Не поделился я лишь гипотезой, касающейся «запихивания» в мозг разной информации при переходе. Сам пока не знаю, что делать с этой догадкой. Но лучше придержу ее у себя, на всякий случай.
— Да, Первый так и сказал, — подтвердил я.
— Я долго думала и пришла к выводу, — начала Изида, проведя рукой по водной глади озера. — Первый хотел, чтобы я его убила, когда он закончил бы свою резню. Именно поэтому я так была ему нужна.
— Какое сложно самоубийство, — усмехнулся Курт.
— Скорее эвтаназия, — пожала она плечами. — Других вариантов просто нет. Убивать меня Первый бы не стал, о чём он намеренно сообщил Паше.
— Быть может, хотел узнать секрет твоего бессмертия? — почесывал Курт свою руку в гипсе.
— И как бы он это сделал? — улыбнулась Изида. — В Мечте все секреты находятся в мозгах, а из них еще не научились доставать информацию при помощи вскрытия.
Двадцать четыре наших человека лишились жизни сегодня, включая Кузнеца, Махмуда, Пончика, Ботаника, Евгешу. И еще почти пять сотен крестоносцев. Не то, чтобы я их особо любил, но такой бойни я никогда не жаждал. Первый упрекал Махмуда в его жестокости по отношению к пленной девушке, но если бы эта девушка дожила до сегодняшнего дня, то с вероятностью в девяносто пять процентов могла пасть от армий Первого. Без жалости и сострадания. Это ли не политика двойных стандартов? Или Первый начал считать, что он и только он вправе вершить суд?
— То есть, всё это было напрасно? — Курт, видимо, почувствовал мой настрой. — Наши друзья просто так отдали свои жизни?
— Не факт, что Первый не убил бы их, если бы вы попытались отсидеться в лабиринтах, — выражала несогласие Изида. — И вы спасли сотню жизней…
— Сотню крестоносцев, — перебил ее Курт.
— Если считать, что каждая жизнь бесценна, вы совершили добро, — пыталась она переубедить нас.
— Каждая жизнь бесценна, но не все жизни равноценны, — рассуждал я, любуясь гладкой поверхностью озера. — Разве жизнь рецидивиста-педофила можно сравнить с жизнью хорошего законопослушного врача, например?
— До боли знакомые слова, — вздохнула Изида.
— Когда будете объявлять меня новым врагом, главное убедитесь, что Пастырь мертв. Иначе опять увязните в войне на двух фронтах, — я улыбался, но все понимали, что такой вариант развития событий возможен. Не сейчас, но в будущем. А, быть может, всё будет иначе. Кто знает?